— Фантазии и иллюзии — очень важные вещи, — спокойно сказал он. — Когда люди их теряют, они начинают умирать… А андроиды не умирают, правда?
— Нет, Джон.
— Почему?
— Потому что они не живут, — сказала Марион-А. — Их мотивации — искусственные, их назначение — функционально.
— Ну, попробуем забыть о функциональности ненадолго, Марион. Вы можете стать частью моей фантазии. Вы можете стать почетным членом обреченного общества живых. Короче говоря, вы можете притвориться человеком. Можете притвориться, что вы наслаждаетесь ветром, солнцем и травой под ногами.
Минут через пять они дошли до пригорка, и Маркхэм нашел место, где можно было присесть. Он вспотел и тяжело дышал — не от жары, а от усилий, затраченных на путь в четверть мили, — и лег на спину. Прикрыв глаза, он ощутил успокаивающую близость земли, ласковые прикосновения ветра, игру солнечных лучей.
Маркхэм погрузился в мечты и воспоминания, пока голос Марион-А не вернул его назад, в действительность:
— Кто-то идет к нам, Джон. Может, он хочет поговорить с вами.
Маркхэм рывком сел и увидел пухлого пожилого человека, приближавшегося к ним. На незнакомце была темно-красная туника — почти такая же, как и на Маркхэме, — и свободные брюки колоколом: обычная одежда мужчины двадцать второго века. Шляпы на нем не было, и, когда он подошел ближе, Маркхэм увидел, что волосы у него седые и длинные, как у женщины, и прихвачены двумя серебряными скрепками. На загорелом морщинистом лице была написана тревога, однако широко расставленные глаза казались веселыми.
— Привет, — сказал незнакомец. — Чудесная погода, вы согласны? Мне еще не доводилось воочию видеть сексуального варвара, ну, конечно, если исключить львов и лебедей. У них тоже есть чувство ложной преданности. Только вот работать они не хотят — хотят просто жить… Не против, если я присяду?
Маркхэм был сбит с толку.
— Не возражаю. Это свободная страна.
— Так они говорят, — согласился незнакомец, легко опускаясь на траву, несмотря на свой вес. — А кто мы такие, чтобы верить этому? Чудесного андроида вам дали. Выглядит почти интеллигентно.
Неожиданно он повернулся к Марион-А:
— Классификация, марка и функция — быстро!
— А-три-альфа, — ответила Марион-А. — По какому праву, сэр…
— Забудь. Я просто рассеянный. — Он обратился к Маркхэму: — Какая умница. Они могут быть быстрыми, но мы можем быть еще быстрее. Всегда можно поймать их, если уловить момент. А теперь скажите ей, пусть пойдет поищет клевер с четырьмя листиками, минут двадцать.
Маркхэм разозлился:
— Какого дьявола вы распоряжаетесь здесь?
— Хочу спокойно с вами побеседовать, — невозмутимо ответил незнакомец. — У маленьких андроидов большие уши, друг мой, и длинная память. Сразу этого и не поймешь, но это так. Будьте хорошим парнем и отошлите ее, чтобы не слушала. — Он мрачно засмеялся. — Вы всегда сможете позвать на помощь, если я обращусь к вам с гнусными предложениями.
— Марион, не могли бы вы оставить нас на несколько минут?
— Не просите, прикажите ей, — хрипловато сказал незнакомец.
Маркхэм резко повернулся к нему:
— Если вы намерены продолжать в том же духе, то у нас будет чертовски короткая беседа.
Марион-А встала:
— Как долго вы хотите побыть наедине с этим джентльменом, сэр?
— Минут десять, думаю. Не пропадайте из вида, я позову вас, когда поговорю.
— Хорошо, сэр. — Она посмотрела на незнакомца без какой-либо враждебности и отошла.
— Запоминала мое лицо, — весело произнес старик. — А-три-альфа… Она передаст мое описание в Психиатрический центр, если вы не придумаете какую-нибудь сказку. Такую, в какую андроиды верят.
— Может, вы мне скажете, о чем вообще речь? — спросил Маркхэм. — Я немного любопытен.
Незнакомец улыбнулся, показав желтоватые зубы:
— Вы ведь Спасенный, верно? Джон Маркхэм. Я вас видел на экране прошлым вечером… Если я скажу вам свое имя, вы можете устроить мне двадцать лет условно живого состояния, это в лучшем случае, и уничтожение — в худшем, конечно при условии, что сможете задержать меня, пока ваш андроид свяжется с Городской Группой. Итак, назвав свое имя, я создам этим проблему этического характера — проблему для вас. Я — Грэй Вальта Хиггенс, когда-то профессор философии в Оксфорде, да упокоит Господь его педантичную душу… Зовите меня просто Проф.
— Ну вот, теперь мы знакомы, — сказал Маркхэм. — А что дальше?
— Не возражаете, если я буду называть вас Джоном? — спросил он с улыбкой. — Дешевый психологический трюк. Вам будет труднее меня продать, если мы будем на короткой ноге.
— Зачем мне вас продавать?
— Джон, я Беглец. Вот поэтому вы можете меня продать. Но вы не сделаете это, могу побиться об заклад, потому что вы тоже Беглец. Может быть, просто еще не знаете об этом. Но вы это поймете, как только по-настоящему познакомитесь с этим милым, чудесным миром.
— Считайте, что я ребенок лет четырех, — сказал Маркхэм. — Я ни черта не знаю. Я вообще только что из ледника. Теперь объясните, Бога ради, что такое Беглец?
— Я, — сказал Проф. Хиггенс, ухмыляясь, — я идеально подхожу под это определение — старомодный, неприспособленный, верю в человеческое благородство, свободу действий и право на работу. Я опасен. Практически анархист. Общество меня не очень-то любит — они меня просто боятся. Вот так. А под обществом, Джон, я подразумеваю и Богом проклятых андроидов; это общество порекомендовало меня для Анализа. Я не особенно стремлюсь к Анализу, потому что те мои друзья, которые ему подвергались, не слишком хорошо потом выглядели. Они и на людей после этого не очень-то походили, во всяком случае по моему мнению… О чем это я? Ах да — Анализ. Вот я и отказался его проходить, а они меня исключили из Мужского Индекса. Мои чеки стали недействительны, поэтому я голодаю и сделался Беглецом. Беглец, Джон, — это человек, у которого нет ничего, кроме самоуважения. А чтобы сохранить самоуважение, а заодно и свободу, ему приходится воровать еду и одежду, ломать инквизиторов-андроидов, вести ночной образ жизни и представлять угрозу всем другим достойным уважения человеческим существам. И как вам это нравится?
— Не знаю, — сказал Маркхэм. — Вы рассказали мне, кто вы. Теперь расскажите — почему.
Проф. Хиггенс вынул видавшую виды трубку и начал набивать ее табаком:
— Гнусная привычка. Антисанитарная. Отвратительная. Рак легких, туберкулез, уничтожает артерии и разум. Хотите?
— Нет, спасибо. Я курю сигареты.
— Приятно быть грязным, верно? — сказал Проф. — Теперь послушайте меня. Вы спросили — почему. Ладно, я старый человек, Джон. Я достаточно долго прожил в этом мире и видел, как андроиды присвоили себе всю работу. Тридцать лет назад я преподавал философию аудитории в двадцать-тридцать человек. Все люди. Не очень умные, за исключением двух-трех чудаков, но все же люди. Потом аудитория стала меньше. Боже! Какой смысл уничтожать серые клетки над логическим позитивизмом, когда вам предлагается прекрасная личная жизнь? Но через год или два, когда число моих учеников уменьшилось до девяти или десяти, группа вдруг стала снова увеличиваться. Это вызвало у меня смех, но не очень хороший смех.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});